— Луна... Луна... Луна... Луна...

Лагуна-Бич, Калифорния

— Луна! Луна!

Доминик Корвейсис проснулся от собственного жуткого крика и боли в правой кисти. Он стоял на четвереньках в темноте возле кровати, отчаянно пытаясь высвободиться от чего-то вцепившегося в его руку. Наконец сонная одурь прошла, и он осознал, что его держит не что иное, как веревка, которой он сам же себя и привязал к спинке кровати.

Тяжело дыша, он нащупал выключатель и, щелкнув им, зажмурился от неожиданно яркого света, ударившего в глаза. С одного взгляда на сдерживающую его веревку ему стало ясно, что он умудрился развязать один из четырех узлов и слегка ослабить второй, прежде чем терпение его лопнуло и он принялся лихорадочно, как это и случалось обычно во время его сомнамбулических блужданий, тянуть и дергать веревку, стремясь во что бы то ни стало освободиться.

Доминик встал с пола и, откинув смятые простыни, сел на край кровати.

Он ничего не мог вспомнить из того, что ему снилось. Тем не менее он знал, что это был не один из предыдущих кошмарных снов, а совершенно новый, необычный, не менее страшный, только иного качества.

И выкрики, разбудившие его, были настолько назойливо-настойчивыми, настолько паническими, что он и сейчас словно бы слышал их наяву: «Луна! Луна!» Он вздрогнул и обхватил голову руками.

Луна. Что бы это могло значить?

Бостон, Массачусетс

Джинджер с пронзительным криком села в своей постели.

Лавиния, экономка Ханнаби, с тревогой сказала:

— Извините, доктор Вайс, я не хотела вас испугать. Но вам снился какой-то кошмар.

— Кошмар? — Джинджер совершенно не помнила, что ей снилось.

— О да! — подтвердила Лавиния. — И действительно страшный, судя по тому, как вы кричали. Я проходила по коридору и услышала. Сперва я хотела тотчас же войти, но потом подумала, что вы, видимо, спите, и не захотела вас будить. Но вы продолжали кричать, выкрикивая это слово снова и снова, и я решилась вас разбудить.

— Я кричала? И что же я кричала? — заморгала удивленно Джинджер.

— Вы кричали: «Луна! Луна! Луна!» — и таким испуганным голосом...

— Я ничего не помню.

— Луна! — заверила ее Лавиния. — Вы все время выкрикивали только одно это слово, да еще таким жутким голосом, что я было подумала, не убивают ли вас.

Часть II

Время открытий

Глава 4

26 декабря — 1 января

1

Бостон, Массачусетс

С 27 декабря по 5 января доктор Джинджер Вайс шесть раз побывала в квартире Пабло Джексона, и во время последнего визита он с помощью гипноза осторожно попробовал проникнуть за «Блокаду Азраила».

Всякий раз, когда Джинджер появлялась у двери старого фокусника, она казалась ему все более прекрасной и, конечно же, более обворожительной, умной и решительной. Именно такой он хотел бы видеть свою дочь. Джинджер разбудила в Пабло доселе не испытанные им отцовские чувства, теперь он просто не мог не защитить ее.

Он рассказал ей почти все, что узнал от Александра Кристофсона на рождественской вечеринке, но она не желала верить, что на ее память воздействовали какие-то неизвестные люди.

— Это звучит очень странно, — пожала плечами она. — Такие вещи не происходят с обычными людьми вроде меня, обывательницы из Бруклина. Я не замешана ни в каких международных интригах.

Единственное, о чем умолчал Пабло, было предупреждение отставного разведчика держаться от Джинджер подальше; знай она, что ему грозит опасность, она наверняка отказалась бы от его помощи, а ему этого не хотелось. Напротив, Пабло стремился стать частью ее жизни, заботиться о ней.

К их встрече 27 декабря Пабло приготовил кише и салат.

— Я никогда не имела никакого отношения к военным секретам или разработкам в области обороны. Среди моих знакомых нет иностранных агентов! — повторяла Джинджер, с аппетитом уплетая ужин. — Это просто нелепо!

— Не исключено, что вы столкнулись с чем-то не подлежащим огласке совершенно случайно, — возражал ей Пабло, — в самом обычном месте, но не в самое удачное время.

— Но послушайте, Пабло, если мне промыли мозги, на это ушло определенное время. Меня нужно было где-то содержать под охраной. Верно?

— Мне думается, на это ушло несколько дней, — согласился Пабло.

— В таком случае вы наверняка заблуждаетесь! — обрадовалась Джинджер. — Насколько я понимаю, блокировав память об увиденном, эти люди должны были бы заглушить и память о месте происшествия. Но тогда в моем прошлом возникло бы окно, разрыв во времени, в течение которого я подвергалась промывке мозгов.

— Ничего подобного! — воскликнул Пабло. — Они могли заполнить этот промежуток ложными воспоминаниями, а вы даже не догадываетесь об этом.

— Боже мой, в самом деле? Они и это могут? — изумилась она.

— Я надеюсь распознать эти ложные воспоминания, — успокоил Джинджер старик. — Для этого мне придется исподволь возвращать вас к минувшим событиям, день за днем, неделя за неделей, до тех пор, пока я не наткнусь на ложные данные. Полагаю, мне не составит особого труда определить их, поскольку им будет не хватать подробностей, мелких штришков, характерных для подлинных воспоминаний. Действуя по этой схеме, мы рано или поздно наткнемся на два-три дня, запомнившиеся вам лишь в общем, и таким образом вычленим источник проблемы, потому что это и будут как раз те дни, в течение которых вы находились в руках этих людей.

— Дошло! — восторженно воскликнула Джинджер. — Я, кажется, начинаю вас понимать. Первый день смазанных воспоминаний будет тем самым днем, когда я увидела нечто, чего мне видеть не следовало! А последний такой день будет днем, когда они закончили промывать мне мозги. В это чрезвычайно трудно поверить... Но, если мне действительно имплантировали эту блокаду памяти, а все мои неприятности — следствие бунта подавленных воспоминаний, тогда у меня нет никакого психического расстройства и есть шанс вновь вернуться к медицине. Нужно лишь докопаться до этих воспоминаний, вытащить их на свет божий, и все встанет на свои места.

Пабло сжал ее руку.

— Именно так оно и будет, я в этом уверен. Но все это далеко не просто, каждый раз, когда я буду наталкиваться на блокаду, вы, возможно, будете впадать в обморочное состояние, если не хуже... Я постараюсь быть очень и очень осторожным, но риск остается.

Первые два сеанса гипноза, во время которых они сидели в больших креслах у окна, состоялись 27 и 29 декабря и продолжались по четыре часа. Пабло восстановил день за днем последние девять месяцев, но не обнаружил признаков внедренных воспоминаний.

В воскресенье, 29-го, Джинджер предложила, чтобы Пабло задал ей несколько вопросов относительно Доминика Корвейсиса, писателя, чей портрет произвел на нее странное впечатление. Когда Пабло, погрузив ее в гипнотический сон, спросил, не встречалась ли она когда-нибудь с Корвейсисом, то услышал: «Да». Пабло попытался уточнить, при каких обстоятельствах произошла их встреча, но не получил вразумительного ответа. Наконец Джинджер сказала:

— Он швырнул мне в лицо соль.

— Корвейсис швырнул вам в лицо соль? — удивился Пабло. — Зачем?